Вина и Стыд

 

Притча

 

   Вина и Стыд дружили с детства и были так похожи, что их даже часто путали. Но вот от других они всегда легко отличались понуро опущенными плечами и сжатыми кулаками. Их постоянно одолевали страхи, вызывая учащённое сердцебиение, постоянное напряжение всех мышц. Для Вины это был страх наказания, осуждения, страх не оправдать возложенные на неё ожидания, а для Стыда - страх быть покинутым, брошенным, никому не нужным.

   Много времени проводили Вина и Стыд вместе, прячась ото всех, почти не включая в своё общение других. Стыд вообще не упускал случая улизнуть из поля зрения, стать невидимым. Пока был маленьким, всегда стремился спрятать лицо. Повзрослев же, обнаружил у себя накатывающее желание проваливаться сквозь землю. Это потому, что чувствовал себя словно выставленным на всеобщее обозрение, видимым для других в неподобающем состоянии, да и вообще каким-то не таким, опозоренным, никчемным неудачником. Вине были знакомы такие чувства. Только у неё переживания сопровождались тягостным ощущением себя плохой, злой, порочной. Сама себя ругая, считала, что сделала что-то не так, что не достигла цели.

   Вот и было им интересно только друг с другом. Позже, правда, у Вины появилась подружка Обида, и они стали убегать от Стыда, забывать про него. Это вызывало у Стыда нечто похожее на ревность, пока не заметил, что парочку чаще стали обижать в его отсутствие. Тогда он стал опекать их. Но те и сами, обороняясь, всегда в ответ норовили искать виноватых, потому что любое страдание вызывает защитное поведение. Впрочем, Стыд сам также часто защищал себя словами: «Мне стыдно за то, что сделал, но посмотрите на других, они не лучше меня!».

   Шло время, которое лишь добавляло нашим героям ощущения неполноценности, зависимости от мнения других людей и собственных заниженных самооценок. Всё это приводило к болезненным переживаниям после любых оплошностей. Причём для Вины было всё равно – случалось ли такое при свидетелях или без них, просто реагировала на муки совести из-за своего поведения. А вот Стыд всегда боялся публичного осуждения, наличия свидетелей. Негативная оценка самому себе добавляла разочарования, ощущения своей неуместности, смущения и робости. Но не мешала временами быть высокомерным и гордым. Так он пытался отделиться ото всех, чтобы прикрыться иллюзией собственной исключительности или пофигизма. Если бы не присутствие в его жизни Вины, было бы полное ощущение изоляции, отверженности, потерянности.

   Однако в последнее время Стыд заметил, что с Виной стало что-то происходить. Она избегала общений, днями напролёт не выходила из дома, даже его сторонилась.

Он с болью отметил, как ещё более согбенными стали у неё плечи, словно от непомерного груза, как скованны движения, постоянно опущенный взгляд. А Стыду так хотелось, чтобы исчезла с её лица маска виноватости. Он пробовал расшевелить Вину, но та всё больше погружалась в депрессию, винила себя во всём. Стыд видел, в какие строгие рамки загнала она себя и сама же наказывала за свои проступки.

   И вот однажды наступил момент, когда Вина уже не могла больше справляться с агрессией, направленной на себя. Её бесконечное самоуничижение просто превратилось в способ восприятия мира. Стремление к самонаказанию жестоко лишало уверенности в себе, снижало самооценку. Уныние, пессимизм опустошали и отнимали энергию. Она даже призналась Стыду, что из-за постоянного самокопания и самобичевания жизнь уже не радует, что не видит смысла в дальнейшем, не верит будущему.

Собственные переживания увиделись Стыду такими пустячными на фоне горестных переживаний Вины. Он явно увидел, как депрессия поедала Вину.

   Кинулся тогда Стыд за советами к приятелям-знакомым. И те подсказали обратиться к Мудрости. Только вот отыскать её было не так-то просто. Уединилась та от суетности и тщеты скоротечной жизни в труднодоступные для сутолоки и беспокойства горы. Отправился к ней Стыд. Долго ли, коротко ли, но нашёл он уединение Мудрости за снежными шапками гор. Выслушала она Стыда, участливо посмотрела на него, призадумалась.

   Чувство сострадания всегда делает любые положения дел лучше. И умение сострадать не так уж просто, не является врожденным, оно формируется обстоятельствами жизни.

   – Вижу, Стыд, ты готов взять на себя часть боли, которую испытывает Вина, чтобы ей стало лучше. Проявленное тобой сострадание может помочь вам обоим. И это твой собственный шанс развить доброту, смирение, освободиться от гордыни, обид, озлобленности, опереться на свои лучшие качества. Может, пришло время

появлению радости, да и смысла в жизни от сознания собственных возможностей в помощи другому. Многого ты о себе ещё не знаешь. Например, в тебе есть сила, поддерживающая и добродетель. И ты можешь быть добродетельным. Это значит испытывать стыд, когда ты ведёшь себя хуже, чем ты есть на самом деле.

   Мудрость взглянула на задумавшегося Стыда.

   – Ну, а Вине может помочь только раскаяние. Это, конечно, сожаление, что поступала не должным образом, но и признание, что можно бы поступить и по-другому, правильно.  Не поедом себя должна есть, а пусть это будет сознательным самоосуждением. Все ошибаются и совершают неправильные поступки. Но если постоянно грызть себя, заниматься самокопанием, самобичеванием, пытаться успокоить совесть в суете дел или самооправдании – это тупиковые пути в уныние и депрессию. Настоящее раскаяние сопровождается радикальным пересмотром своих взглядов и системы ценностей. Это всегда умоперемена. Она открывает будущее.

   Поблагодарил Стыд Мудрость, низко поклонился и поспешил обратно к Вине. Он знал теперь, что скажет ей и как поможет. Отныне Стыд и Вина будут сдерживать других от неблаговидных поступков, помогая избавляться от отрицательных личностных качеств, побуждать к

выполнению должностных обязанностей по отношению к другим и жизни. Вина будет помогать исправлять ошибки, будучи терпимой к себе и окружающим, а у Стыда просто не будут одновременно присутствовать в жизни и недовольство собой, и недоверие к другим. Вместе они будут давать много сил и энергии, которые можно направить не на подавление чувств, а на преобразование мира вокруг.

 

Грехи проявленные

 

   В одном старом-престаром доме издавна жило одно семейство. Сколько уж поколений сменилось, а дом всё продолжал нести свою службу. Была там просторная зала с большим камином.

   В лихую военную годину влетела в дымоход бомба и чудом не разорвалась в камине. Её, конечно, убрали, но с тех пор им больше не пользовались, загородив его тяжелой искусного литья решеткой. Всё же раз в два-три года приглашали трубочиста привести в порядок дымоход.

  

   Однажды в один из Сочельников хозяину старого дома пришла в голову мысль: развлечь гостивших у него племянников неожиданным появлением Вайнахтсмана из камина.   Он предварительно наполовину отодвинул чугунную решетку, замаскировал мешок с подарками у задней стенки камина – не было смысла тащить его через дымоход, а сам в костюме рождественского деда пробрался по трубе… Как раз этой осенью дымоход опять почистили...

  

   Зала была празднично убрана. Посередине красовалась огромная ёлка, во всех шарах которой отражались волнующиеся язычки пламени свечей. Особенно красивый старинный канделябр стоял на каминной полке. Его и зажигали-то, пожалуй, раз в год, в сочельник. Тогда же заводили и стоявшую тут же старинную музыкальную шкатулку с рождественскими песнями.

 

   Веселье было в самом разгаре, когда из камина показался Вайнахтсман. Радостный ребячий визг, изумлённые вскрики сестры и матери напомнили хозяину дома далёкое безоблачное детство, волнующее ожидание подарков, чудный запах корицы, любимые руки бабушки, нежно пытающиеся сделать пробор в его вихрастой кудрявой шевелюре.

 

 

    Неожиданно он обратил внимание на измазанные сажей белые манжеты рукавов. На слетевшем с головы колпаке тоже красовалось пятно сажи. С досадой попробовал отряхнуть – не получилось. Он конфузливо улыбнулся. Хорошо щёки были нарумянены, иначе все увидали бы, как он покраснел. Однако никто, казалось, и не замечал грязных пятен. Все окружили его и стали весело разбирать подарки из заветного мешка, показывая их друг другу.

   Упавший головной убор подхватил малыш и натянул себе на голову. Колпак сиял белоснежной опушкой.

   «Наваждение какое-то!» – подумал мужчина и взглянул на рукава. Там по-прежнему оставались черные пятна.

Он растеряно опустился в кресло у стены камина… и нырнул в прошлое, чего в общей суматохе никто и не заметил.

   В том же старинном доме тихое время послеобеденного сна. Маленький мальчик пробрался в сумеречную залу, остановился у камина, просунул руки через узоры каминной ширмы и чиркнул спичкой. Пламя высветило фотографию, где был запечатлён мужчина, опиравшийся на висевший на шее автомат. Смотрел он как-то без интереса и, как бы стараясь прикрыть оружием какие-то медали или значки на груди. Это была фотография деда, единственная присланная с фронта. Мальчик его никогда не видел, но знал, что он погиб. Бабушка часто говорила, что красивой шевелюрой внук пошёл в деда. Эта фотография в рамке всегда стояла на комоде в комнате у бабушки. Но с некоторых пор этот военный в нацистской форме был ему очень неприятен.

   Однажды у них в гостях были новая приятельница мамы с дочерью. Девочка была старше мальчика года на четыре, любопытна, сообразительна не по возрасту. Оттого и с удовольствием была отправлена с мальчиком прогуляться по дому, чтобы женщины могли о чём-то своём поговорить. Детская комната гостью не заинтересовала. В кабинете-библиотеке они тоже долго не задержались, из столовой, прихватив ягоды и кексы, выскочили на веранду. Покатавшись в качалке, постреляв косточками вишен в птиц на лужайке, они заглянули и в комнату к бабушке. Бабушкино рукоделье привлекло внимание гостьи. Разглядывая вязаные салфетки, она вдруг увидела на одной из них в рамке фотографию военного. Неожиданно недетская ненависть вспыхнула в глазах девочки, прошипевшей: «Фашист!»

   Она потребовала от него недетского поступка – уничтожить эту фотографию. Тогда от неё он впервые услышал слово «Холокост» и то, что люди его национальности в неоплатном долгу перед всеми. Она много чего знала, и он беспрекословно подчинился непонятной исходившей от неё силе.

   И вот теперь эта единственная фотография деда догорала в камине, а на мальчика уже накатывал ужас от сотворённого. Как сказать об этом бабушке? Он лишил её последней фотографии деда. А ведь не раз он слышал, как та, глядя на этот снимок, что-то шептала. Содеянное так и осталось его тайной, никто не обнаружил золы, запаха. После бесчисленных поисков фотографии по дому всё вроде бы забылось, только бабушка перестала улыбаться, принимать участие в его играх. А потом и она навсегда покинула их, открыв ему горечь утраты.

 

   Мужчина ещё раз попытался стряхнуть сажу с манжет.

 

   Вот он уже подросток. Каникулы. У них гостила мамина кузина, молодая женщина, недавно возвратившаяся из дальних краёв. Она со смехом рассказывала маме о своей парижской жизни, а его нарочито называла своим кавалером. Ах, если бы она знала, какими сновидениями расцветила его комнату. Однажды он обнаружил, что со случайно оставленной после ремонта стремянки можно прекрасно наблюдать в окно, как плещется в ванне эта женщина. Она выбирала время, когда все предавались послеобеденному отдыху, и подросток мог подолгу сидеть на стремянке никем не замеченным. Он и прежде любил рисовать, а тут уже весь блокнот был изрисован женскими телами. Ему уже попадались журналы с обнажёнными красотками, а друзья-приятели делились с ним возможными и невозможными событиями своей жизни. Фантазия дальше подсказывала волнующие сюжеты. И он рисовал уже целые комиксы с этой постоянной обнажённой героиней. Похоже, она почувствовала его разбуженный интерес, и ей нравилось, как он вспыхивал и заливался краской, стремительно убегая от искусительницы. Это не ускользнуло от внимания матери. Стремянка была убрана. А ему настойчиво предлагали начинать готовиться к занятиям в гимназии, к отъезду.

   Взять с собой эти блокноты он не мог, и оставлять их тоже не решался. Верный друг камин должен был помочь огнем очиститься от этих неприличных рисунков, греховных фантазий, вызывающих чувство стыда.

И на этот раз всё сошло с рук.

 

   Картины прошлого проносились со стремительной скоростью. А рядом оставалось то же праздничное веселье: смех, музыка, пение, игры, декламация стихов. И его молчаливое уединение, вроде бы как, и не заметили.

 

   Вновь он у камина. Он уже наловчился отодвигать решётку, чтобы делать кострище у дальней стенки камина. Негодование сменяет апатию, раздражение провоцирует ругательства. Да что такое они себе позволяют – эти женщины в его жизни. Ведь в отношениях – никаких обязательств. У каждого своя жизнь. А если временами тянет друг к другу, так это извечная человеческая природа – желать удовольствий.

   Эта женщина даже особо не запомнилась. Несколько встреч, взаимное удовлетворение, никаких перспектив в отношениях. Если что-то и обещал – так это, считай, до третьих петухов. А дальше в новом дне какие-то другие события, встречи, связи, удовольствия.

   И вот теперь в руках письмо, да ещё с фотографией ребёнка. Нет, он ничего не обещал, никаких разговоров о беременности вообще не было. Обычная интрижка. Как это часто бывает: возникают какие-то люди в суете будней, совместные тусовки, а потом – или исчезают совсем, или деваются куда-то на время, чтобы потом вновь всплыть отношениям...

 

   Несётся река жизни, когда бурно, с водоворотами, когда очень медленно, так, что хочется всё кинуть и бежать на другой край земли.

   И жизнь какая-то неустроенная, хотя есть и дом, и родня, близкие люди, но очерчен круг, и никому шагу нет за черту к себе любимому. Боязнь строить отношения, боязнь обнаружить свои слабые стороны, боязнь неожиданных перемен – выросшие откуда-то из прошлого.

 

   Вновь приступ раздражения, и письмо летит в огонь, соревнуясь в быстроте с мыслью: «А надо было всё-таки взглянуть хотя бы на адрес» ...

   Как-то по-иному кольнуло сердце. Это что ещё? Растерялся.

 

   Неожиданно стыд плеснул жаром в лицо. Кто он вообще? В погоне за удовольствиями, в суете упущено нечто главное в жизни. Слава Богу, что такое открытие сделано!

   Мужчина встал, ещё раз отряхнулся. Да всё облетело. Сажа облетела… Её как будто и не было. Что за странные игры камина?

   Почему понадобилось вдруг выплыть из далекого прошлого этим давно забытым событиям? Тем моментам, о которых говорят: «Если бы можно было переписать жизнь заново, уберечься от ошибок!»

 

Кто знает, может, у каждого есть нечто – совершённый проступок, о котором бы очень хотелось забыть, спрятать его за тяжёлой каминной ажурной решёткой? Память постарается сделать это для души, ведь иногда так хочется забыть о неприятном событии, "спрятать голову в песок".

 

   Однако, всему рано или поздно – свой черёд. Пусть грехи проявленные видны только нам самим, они – строительный материал нашего опыта жизни, как и раскаяние.

 

   Какое всё же удивительное волшебное время Рождество! Вместе с известным каждому Таинством рождения Спасителя происходит всякий раз рождение и в нас самих чего-то нового, чистого и удивительного.

   Не упустить бы повод – начать новый год с чистого листа.    Лишь расчистить завалы памяти, и сразу станет заметно светлее в нас самих и вокруг.

 

   А снег всё сыпал и сыпал на дома и каминные дымоходы, на сады и парки, на шпили церквей и телебашни, на города и веси….

 

 

           Ибо нет ничего сокровенного, что не открылось   бы,

                                          и тайного, что не было бы узнано.

                                                                 (Библия,  Мат.,10-26)