Карнавал

   В одном замечательном уголке Матушки Европы в долине между грядами гор с заснеженными вершинами расположился небольшой старинный средневековый город.

   Все его улицы стекались к торговой площади, украшением которой была часовая башня на здании ратуши. Она поражала воображение искусными фигурами королей, волшебников, рыцарей и прекрасных дам, оживавшими в хороводе, как только начинал звонить колокол.     Очень милые и радушные жители этого города – чувства и эмоции – были хорошо знакомы между собой, дружны и доброжелательны. Они уважали достоинства друг друга и не обсуждали слабости. Просто принимали всех такими, какие они были.

   Мягкий климат способствовал тому, что все дома почти круглый год утопали в зелени, делая город просто огромным ботаническим садом. Однако строения заметно различались между собой, как и характеры тех, кто в них обитал.

   В самом ближайшем к ратуше фахверковом доме жили Смех и Радость. У них было всегда солнечно: то ли от обилия подсолнухов, вперемежку с заморским оранжевым кореопсисом, заселивших все лоджии, то ли от красно-белых пушистых головок маргариток, озорно усыпавших подоконники дома. А весёлый нрав хозяев, казалось, расцвечивал улыбками заодно и всю торговую площадь города.                 Соседний особняк занимали Азарт и Страсть. Запах растущих здесь роскошных орхидей, гибискуса и пионов будоражил и волновал всю округу. А от пурпурной гвоздики и ноготков исчезало спокойствие и накатывало на прохожих головокружение.

   Рядом расположилась вилла Восторга и Эйфории. Балконы и террасы, заставленные кадками с красно-желтыми розами, соперничали с партерами вокруг дома, усыпанными огромными маками.

   По другую сторону площади изумляло великолепием строение, которое в изобилии украшали самовлюблённые нарциссы и гордые гладиолусы. Там царили Эгоизм и Гордыня.

   Поодаль обращал на себя внимание и дом, которым владели Обман и Ложь. Все его стены были обвиты плющом. А окна были заставлены ящиками с дурманящими гиацинтами и подозрительными бегониями.    Самыми близкими соседями их были Интерес и Симпатия, уютно расположившиеся в коттедже, где повсюду цвели георгины.

   На одной из улиц, спускавшейся к рынку от городских ворот, заметно выделялся дом, в окружении разнообразных необыкновенной величины заморских кактусов. У его обитателей Гнева и Обиды постоянно вспыхивали споры по пустякам. Они щедро осыпали друг друга колкостями, которые словно бы заряжали всё пространство. И дорога к дому становилась всё уже и уже от напирающих безудержно кактусов, почти поглотивших редкие семейства петуний.

   И совсем контрастом смотрелись напротив скучные стены какого-то странного малоприветливого жилища, с вечно прикрытыми ставнями и огромной скрипучей дверью, открывающейся прямо на тротуар. Весь город знал живущих здесь сестёр Жадность и Скупость. Чтобы как-то скрасить совершенно голые балконы фасада, насмешник-ветер не упускал случая навеять туда семена каких-нибудь сорняков или пустоцветов.

   А на другой улице, исчезающей в просеке подступающего соснового леса, виднелся коттедж, словно плывущий в зарослях жасмина и сирени. Всё было наполнено таинством, напоено негой и обожанием. Здесь уединились Шёпот и Меланхолия. Счастливых молодоженов почти не было слышно. Им также не докучали и хозяева небольшого дома напротив Стыд и Робость. Там раскидистые пышные ветви мимозы укрывали клумбы с фиалками.

   Совсем близко от других городских крепостных ворот, у подножия горы в большой усадьбе обосновались Успех и Благодарность. Террасы виллы были украшены пшеничными снопами – символами богатства и процветания. Ухоженные оранжереи, бесчисленные парники и цветники занимали всё пространство. Всюду царило трудолюбие, а аромат благополучия был разлит далеко по окрестностям.

   Через несколько кварталов от них был расположен романского стиля особняк, принадлежащий Скуке и Пессимизму. У них часто и подолгу гостили родственники Сон и Лень. Казалось, повсюду была разлита зелёная тоска. А колышущейся высокой сонной траве с задорными головками лаванды в неравной борьбе проигрывали флоксы и гортензии.

   Ещё через пару кварталов, напротив окружённого постоянно панически дрожащими осинами и укрытого витыми ажурными решётками особняка, владельцами которого были Тревога и Страх, поселились Плач и Слеза. Ни у кого в городе не росло столько ландышей, как здесь у них, отгороженных от всего непредсказуемого мира плакучими ивами. Ручей разделял их владения с соседкой – вдовой Ностальгией, чей берег с ранней весны ковром покрывали подснежники, о чём потом весь год мечтательно вспоминалось.

    Неподалёку от монастырского подворья расположилась вилла Интуиции и Инсайта, где вечно шелестящие берёзы склонялись над клумбами с герберами. С террас открывался завораживающий вид на пруд, весь усыпанный огромными широкими листьями с изумительными лотосами. По соседству находился и диковинный для этих мест дом Энтузиазма и Надежды. Плоская крыша, ниши и лоджии, газоны вокруг были устланы белым вереском и анемонами. 

    Самым прекрасным местом города был парк прямо за ратушей, все аллеи которого заканчивались у живописного озера. Слева виднелся коттедж сестёр Нежности и Доброты, опушки перед которым были усыпаны васильками и ромашками. А во всех окнах красовались горшки с фрезией. Эти любимые цветы отовсюду привозила с собой навещавшая их кузина Привязанность.

   На другом берегу озера в кустах изумительных роз утопала вилла, где обитали Долг и Верность и их юная воспитанница Любовь. Чудесные цветы украшали балконы и террасы, газоны и аллеи. Очарование и благоухание благодати наполняли все окрестности. 

   Другие дома, особняки и виллы города, их балконы, лоджии, подоконники, террасы, партеры, палисадники также украшали цветы, среди которых более всего первенство было за геранью, хорошо защищающей пространство от любого негатива. Может, потому атмосфера в городе всегда оставалась располагающей и доброжелательной.

 

   Жизнь горожан размеренная, спокойная, вдали от торговых магистралей и исторических потрясений текла из столетия в столетие. Но случилось так, что в городе появилось новое лицо. Странствующая много по миру Зависть всё никак не могла найти себе удобного места для жизни. Она приходилась дальней родственницей Унынию. И поначалу, заехавшая в этот город из любопытства, она потом нашла его достаточно милым и симпатичным. Зависть купила огромную виллу. Самые красивые цветы, какие она у когонибудь видела, заполняли всё пространство и внутри дома, и снаружи. Великолепию убранства просто не было с чем соперничать. Роскошные покои заполнили бесчисленные предметы искусства, драгоценности и … одиночество.

   Хмурая Зависть ничему не могла радоваться, так как это было не в её природе. А ведь когда кому-то завидуют, то того не любят. Потому не любила Зависть жителей города. Лад и тёплые отношения в их семьях были для неё горше отчаяния. Ведь ей неведомы были ни великодушие, ни благожелательство. Она не упускала случая позлословить в их адрес, с удовольствием приумножала замеченные недостатки – ведь язык её был исполнен преувеличения и желчи. Зависть стала порождать раздор среди жителей, плести интриги. Она просто не могла быть счастлива, потому что её мучил вид большего счастья других.

   Время шло, а настроение Зависти не менялось, не улучшалось. Вот и зима очередная близится к концу. На улице вовсе не так уж сыро и промозгло, как ощущения у Зависти. Но ей очень неуютно. Как неприкаянная бродит она по своему роскошному жилищу или часами сидит у камина. Давно известна магия огня: если подолгу смотреть на него, то это способствует внутреннему очищению от беспокойства, суетности, душевных сумерек. Но если внутри страсти полыхают, то глядя на огонь, они ещё сильнее разгораются. Вот и задумала Зависть коварный план. Почему бы не взорвать такое вековое спокойствие, благоденствие? Тем самым отомстить за горечь досады на жизнь.

   Долго размышляла она: перед чем бывает очень трудно устоять? Перед искушением. И уже фантазия трудится над созданием этих искушений. Пусть это будут нега и праздность, отмена запретов. Как бы придумать новый особый тип общения, невозможный в обычной жизни, не признающий никаких дистанций и свободный от обычных норм этикета и пристойности?

   Решила Зависть устроить большую игру – карнавалмаскарад – этакую пограничную зону реального мира и фантазии, где можно было бы чувствовать себя иначе, чем в обыденной жизни. В таком иллюзорном мире кто мог бы отказать себе в удовольствии немного расслабиться, обрядиться в непривычные одежды и закружиться в бешеном ритме карнавальной вседозволенности, почувствовать себя немного сумасшедшим. Почему не подменить строгие нравы весёлым распутством, безответственно флиртовать, игнорируя правила приличия? Ведь всё возможно, если лицо прикрыто маской! А кому не хотелось бы повеселиться так, чтобы не краснеть за какие-то свои эмоции, поступки, мысли и слова? Придуманный карнавал и давал возможность пожить в мире тайн, интриг и авантюр! Зависть была неплохим психологом, рассудив, что нет страсти более лютой, как дерзость, потому что она – родительница всех страстей.

 

   Почти весь город собрался на празднике у Зависти. Мир карнавала порождал, провоцировал безумное легкомыслие, всё глубоко скрываемое выплёскивалось наружу.

   Все чувства и эмоции с удовольствием примеряли маски. И вот уже у кого-то исчезла нерешительность, напряжённость, скованность, пропала неловкость из-за неуверенности в себе. Смех в головокружительном танце с Ложью стал рассыпать насмешки. У Страсти завязался умопомрачительный роман с Эгоизмом.

   Упоительно закружились в вальсе Стыд и Слеза, Робость и Страх. А Скука в объятиях Азарта познала неизведанные ранее наслаждения. Лень и Шёпот постоянно уединялись в беседках, в самых укромных уголках, временами неожиданно тревожа опередивших их Меланхолию и Сон.

   Гнев и Жадность, безответственно флиртуя, возомнили себя едва ли не самыми популярными на карнавале. Гордыня же и Обман вообще надумали прибрать к рукам власть в городе, упразднив былое самоуправление. Были и такие, кто просто позволили себе проявить прежде стыдливо скрываемые ненависть и мстительность. Многие охотно забылись в этой пьянящей фантасмагории и иллюзорности.

   И тут Зависть обратила внимание на одиноко лежавшую маску. Это Любовь не захотела маски и вообще поспешила исчезнуть с этого карнавала. Тогда хитрая коварная Зависть постаралась сделать так, чтобы другие стали надевать маски, похожие на любовь. Это были маски безумной, несчастной, неразделённой, братской, однополой, по расчёту, продажной, эгоистичной любви, маски себялюбия и сребролюбия. И со временем стёрлись границы между желаемым, изображаемым и действительным. Среди множества масок Любовь просто исчезла. Кто знает, может, она вообще покинула этот город, страну, часть света.

 

   С той поры сменилось много поколений. Давно перемешались чувства и эмоции. Теперь даже и не скрываются за масками, чтобы произвести впечатление... Нет нужды прятать свою суть. Вседозволенность, равнодушие, нравственный нигилизм – некое представление о том, что ничто не является моральным или аморальным. Слова «любовь», «любить» стали просто расхожим и удобным эквивалентом каких-то чувств, эмоций, привязанностей. «Я люблю тебя» стало равносильно «ты мне нравишься». А нравиться может всё что угодно… карнавальные «Парады любви», например. Давно уже Морали привиты свободные вкусы и нравы.

   Карнавалы же расплескались по всему свету. Это забава и удовольствие. Стоит надеть костюм и маску – и уже можно позволить глубоко скрываемым чувствам выплёскиваться наружу. Можно радостно избавляться от накопленных отрицательных эмоций, от груза проблем, серости трудовых будней. Это разрядка чувств и демократичность – все равны, все неузнаваемы и раскованны. Легко шагнуть за рамки приличий. Высмеиваются авторитеты. Этакое временно утопическое царство свободы, равенства и изобилия. Яркая иллюстрация – грандиозное карнавальное шествие в Кёльне, когда в толпы зевак летят едва ли не тонны сладостей и сувениров.

   Любой карнавал – это праздник. Знать бы, кто заказывает музыку, и осознавать, что проявляется. Карнавал ли это культур или карнавал цветов, или карнавал утверждающихся меньшинств. К примеру, трудно переоценить вклад в толерантность карнавалов культур, проявляющих уважение к разнообразию различных мировых культур, народов. Карнавалы в задумке своей связаны с проводами зимы и встречей весны, моментом как бы обновления природы. И так ли уж утопически предполагать, что карнавал может стать и обновлением духовной жизни человека? Ведь поговаривают же о нём, как о чудодейственной процедуре излечения праздником – нечто вроде сеанса психоанализа. …

 

   Самым распространённым растением, которое по сию пору украшает и защищает жилища, остается герань – пожалуй, единственный цветок, примиряющий чувства и эмоции.